Удивляться такой ловкости слепого старика не было времени. Райнальд фон Дассель одним прыжком очутился рядом с Дандоло и, замахнувшись, опустил свой тяжелый меч прямо на седую голову венецианца. Но старик удивил еще раз. В тот самый момент, когда меч германца уже должен был разрубить его напополам, венецианский вельможа вдруг присел и выставил двумя руками прямо над собой короткий клинок, быстро выхваченный им откуда-то из складок одежды. Сокрушительный удар фон Дасселя наткнулся на непреодолимое препятствие в виде клинка дамасской стали, золотая ручка которого, крепко сжимаемая Дандоло, была богато украшена драгоценными камнями. Дандоло при этом сосредоточенно смотрел в одну точку куда-то перед собой.
На секунду оторопевшие слуги пришли в себя и бросились на германца. Райнальд фон Дассель с огромным сожалением был вынужден оторваться от Дандоло и повернуться лицом к нападавшим. Один из них даже неплохо фехтовал. Это был наш старый знакомый Серджио.
Серджио прекрасно понимал, что фон Дассель, конечно, сильнее, но уповал на свою молодость, проворность и находчивость. К тому же ему здорово помогал и второй слуга, Джузеппе, старавшийся изо всех сил воткнуть в ненавистного германца свой меч.
Фон Дассель теснил их по узкой улице Merceria, а слуги отбивались, прикрывая спешный отход Дандоло к его палаццо, до которого оставалось всего несколько десятков шагов.
И тут сработала находчивость Серджио. В одном из самых узких мест улицы, увидев тележку с овощами, наполовину вкатившуюся в овощную лавку, хитрый слуга одним движением руки рванул эту тележку на себя, а правой ногой толкнул ее, переворачивая, прямо на противника. Покатившиеся тыквы и кочаны капусты замедлили стремительное движение германца по узкой улице. Этих мгновений слугам хватило, чтобы, подхватив Дандоло под руки, донести его до двери дома, из которого уже выскакивали другие вооруженные слуги, готовые вступиться за своего господина.
Фон Дассель зарычал, вскочил на тележку и прямо с нее с удвоенной ненавистью бросился на слуг. Эта ненависть придала ему сил. Распоров Джузеппе живот, он ловко подхватил меч, выпавший из его руки и начал сражаться уже двумя мечами, сея вокруг себя ужас и смерть. Он превратился в настоящий кружащийся вихрь, то и дело разящий стальными жалами верных дандоловских слуг. Сам Энрико Дандоло поспешно скрылся за дверью, но тучный слуга, который должен был закрыть дверь на засов, сделать этого не успел – Райнальд фон Дассель метнул в него, как копье, свой тяжелый меч. Меч угодил в горло, и слуга так и остался лежать у незакрытой двери.
Очень скоро улица Merceria была залита кровью и заполнена ранеными и убитыми людьми Дандоло. У двери оставался один Серджио, продолжающий отражать бешеные удары фон Дасселя. Кельнский архиепископ понимал, что каждая секунда дает хитроумному венецианскому вельможе шансы скрыться и сохранить свою ничтожную жизнь, поэтому и наносил страшные удары с остервенением и с фантастической скоростью.
Внезапно фон Дассель отбросил в сторону меч Джузеппе, схватил Серджио двумя руками за голову и больно приложил слугу к косяку так стойко охраняемой им двери палаццо. Растерявшийся Серджио охнул и выпустил меч из рук. Тогда фон Дассель поудобнее сгреб волосы юноши в своей огромной руке и начал с остервенением колотить головой слуги в фигурный железный засов, размещенный на дубовой двери. Он проломил череп несчастного уже со второго или с третьего удара, но остановиться уже не мог. Из разбитого черепа хлестала кровь, один глаз вытек, Серджио давно уже не подавал признаков жизни, а Райнальд фон Дассель все бил и бил его головой в этот железный засов, размазывая по двери кровавую кашу. Потом это наваждение прошло, фон Дассель отпустил тело несчастного и тут же вспомнил про Дандоло.
Сомнений не было: хитрый венецианец ушел вверх по узкой лестнице, которая вела на второй этаж дома. Фон Дассель снова по-звериному зарычал, поднял свой меч, перепрыгнул через обезображенное тело Серджио и побежал по лестнице.
Он за секунды пролетел безлюдные богатые комнаты второго этажа, опрокидывая столы, уставленные красивой посудой, цепляясь и срывая с невысокого потолка дорогие люстры из разноцветного муранского стекла, разрубая тяжелые портьеры, закрывавшие проход из одной комнаты в другую. Здесь никого не было. Винтовая лестница вела куда-то еще выше, и германец незамедлительно устремился туда.
На третьем этаже в доме Дандоло была только одна комната. Дверь в эту комнату оказалась слегка приоткрыта. Ударом ноги Райнальд фон Дассель снес дверь с петель и сразу же увидел Дандоло. Тот стоял у окна, лицом к врагу, губы его шевелились, руки были повернуты ладонями вверх, а на ладонях что-то дымилось. Этот дым становился все плотнее и грозил окутать всю комнату. Опасаясь, как бы хитрый венецианец не выкинул какой-нибудь очередной трюк, фон Дассель решительно ринулся на него.
И тут Энрико Дандоло, спокойный и неторопливый, все так же сосредоточенно уставившийся в одну точку, протянул руку куда-то вправо и быстро выдернул из-за тяжелой портьеры массивное зеркало, передвигавшееся на небольших колесиках, и выставил его прямо перед собой, как щит. Фон Дассель, вложивший в сокрушительный удар всю имевшуюся у него в наличии силу и ненависть, решил просто пробить зеркало мечом и достать этим страшным ударом хитрого венецианца. Буквально на мгновение нападавший удивился странному дыму и светящимся искрам, которыми было окутано зеркало, но думать об этом уже не было времени. В последний момент зажмурившись, чтобы случайно не взглянуть в опасное венецианское зеркало, а заодно не повредить глаза осколками, фон Дассель, выставив вперед меч, с разбегу влетел внутрь позолоченной рамы.
Но никакого звона разбитого стекла не последовало. Вообще все произошедшее в следующее мгновение Райнальд фон Дассель никогда не мог вспомнить, хотя неоднократно пытался это сделать. Только однажды, на пересылке в Нижнем Новгороде, когда их этап пригнали из ада мордовских лагерей, его выдернул из «столыпина» странный улыбчивый круглолицый особист и показал ему такое же странное зеркало. Оно не дымилось и никаких искорок вокруг не было, но фон Дассель почему-то сразу почувствовал его таинственное родство с зеркалом, которое в сегодняшний роковой день выставил перед ним хитрый венецианец. Вот только тогда и вспомнил кельнский архиепископ сумасшедшее ощущение, когда схватило его что-то неведомое, подняло, закружило и понесло, а перед глазами замелькали яркие разноцветные пятна, уводя в небытие и надолго отключая сознание.
Глава XIII
Встреча с уникальным профессором. Москва, МГУ, Воробьевы горы, 2014 год
В милиции и Сергей, и Иван, и, что интересно, Глафира отказались вообще что-либо говорить. Сергею было очень приятно, что Глаша (именно так он ее теперь про себя ласково называл: «Глаша») оказалась не робкого десятка и вела себя в милиции совершенно спокойно, уверенно и с чувством собственного достоинства. И Сергей, и Иван, не сговариваясь, не сказали ни единого слова о манускрипте. Именно по этому обоюдному красноречивому молчанию оба друга окончательно пришли к выводу, что манускрипт, безусловно, как-то связан и со странным обыском в квартире, и со смертью рабочего-узбека.
Им зачитали какие-то бумаги о том, что никуда нельзя выезжать из Москвы до специального разрешения, они подписали показания, в которых в изобилии стояли многочисленные «не знаю» и «не помню», стойко выслушали глубокомысленные сентенции милиционеров о том, что, мол, в следующий раз, если они так же нагло будут себя вести в милиции, то «получат по полной», и, наконец, были отпущены на свободу.
И можно было бы как-то махнуть рукой и на этот допрос, если бы не одна деталь. На допросе присутствовал один какой-то странный милиционер. Или не милиционер? Он был в гражданском, молча сидел в углу и очень внимательно смотрел и слушал. Проводившие допрос другие блюстители закона его как будто не замечали. Впрочем, нельзя сказать, чтобы они его как-то слушались или боялись. Сидел себе человек в углу, да и все. Вроде так, да не так. Несмотря на то что в углу было достаточно сумрачно, Сергей разглядел этого человека очень хорошо. Оценил и его крепкую фигуру, и отрешенные стальные глаза, придававшие взгляду холодную суровость, и перебитый нос, делавший все лицо каким-то зловещим. Он практически ни разу не пошевелился, а его большие руки покоились на столе с какой-то древнеегипетской монументальностью. Этот человек так внимательно смотрел на наших друзей, как будто хотел запомнить каждую деталь, каждую черточку, каждое их слово. Но что он хотел услышать, за чем подсмотреть, так и осталось загадкой. За все время допроса этот странный человек не проронил ни слова, так ни разу не разлепив полоску тонких сжатых губ.